All Categories

Скачать Книгу Мельчук И.А. О Внутрееней Флексии

11/5/2015

Book: Заратустра говорил не так

Кое-кто, будучи введен в заблуждение названием знаменитой книги Ф.Ницше, потерял ориентацию и перестал соображать, кому какая мысль принадлежит. Например, В.Скурлатов в книге «Молодежь и прогресс» (М.,1980) пишет: «“Человек должен становиться лучше и злее!” – призывал древнеиранский пророк Заратустра, разрекламированный ... Ф.Ницше» (стр.137). Далее он утверждает, будто в книге Ницше «абсолютизирован и мифологизирован дуализм» (там же, стр.140). Похоже, В.Скурлатов если и читал Ницше, то не понял, а с учением подлинного Заратустры незнаком вообще. Процитированные слова принадлежат самому Ницше, а не «древнеиранскому пророку». Воспользовавшись именем Заратустры, Ницше отнюдь не собирался ни рекламировать его, ни прятаться за чужой авторитет, ни сбивать кого-либо с толку. Он сам так объяснял выбор имени: поскольку Заратустра был первым человеком, открывшим диаметральную противоположность добра и зла, он же должен первым понять и их относительность. Как видим, выбор был чисто символическим, и отвергался именно дуализм. Но я не собираюсь сейчас ни полемизировать с Ницше, ни толковать его. Не следует искать в заглавии «Заратустра говорил не так» антиницшеанский выпад. Речь пойдет о другом: об арийцах, об их исторических судьбах, о развитии арийской религиозной мысли, о том, каких высот она достигла без еврейской подсказки. Обрубив корни своей духовной традиции, мы оскопили сами себя. И сегодня уже немыслимым и фантастичным кажется возвращение к истокам реки – нет, не иссякшей, но загнанной в какие-то трубы, реки, которую заставили крутить жернова чужих мельниц и турбины чужих электростанций. Как могла бы течь эта река по естественному руслу? В какое бы море она влилась? Увы! История не имеет вариантов, и мир таков, каков он есть. Но, глядя на сегодняшний пакостный мир, катящийся не то в пропасть, не то просто в помойную яму, как не подумать: что-то здесь не так ! Часть 1. Арийцы. Уже одно это слова настораживает и отпугивает. Слишком скомпрометировали его германские национал-социалисты, склоняя всуе и не по назначению. Но смею уверить, в самом слове ничего криминального нет. Оно употребляется просто как другое название народов индоевропейской языковой семьи – в таком смысле его можно встретить, например, у Ф.М.Достоевского и А.А.Потебни. Ряд людей сугубо ученых оспаривает применение термина «арийцы» ко всей этой семье и считает, что право на него имеют лишь народы индо-иранской ветви. Может быть, с формальной точки зрения, это и верно, но согласитесь, что «индоевропейцы» – слишком длинно и звучит как-то по канцелярски, зато «арийцы» – коротко и красиво. И я буду говорить об арийцах в широком смысле слова, что же касается индо-иранцев, то почему бы и не назвать всю семью по ее духовному авангарду, по народам, которые дальше всех пошли в развитии арийской мысли по самостоятельному пути и до сих пор одни, хотя и не все без исключения, сохранили эту самостоятельность? Ведь называют же целые страны со смешанным населением по господствующим народам, а в прошлом целые народы называли по их вождям, т.е. по отдельным лицам. Почему бы и в случае с арийцами не применить тот же прием? Люди вполне культурные, но не имеющие специального языкового образования, по моим наблюдениям, не очень твердо знают, какие именно народы входят в арийскую семью. В порядке ликбеза придется сказать, что эта семья насчитывает 12 ветвей, одна из них – славянская. Другие ветви: индийская (большая часть населения Индии, Пакистана, Бангладеш, Непала и Цейлона), иранская (персы, афганцы, таджики, осетины), балтийская (литовцы и латыши), германская (немцы, англичане, голландцы, скандинавы), романская (итальянцы, французы, испанцы, португальцы, румыны, молдаване), кельтская (ирландцы, шотландцы, уэльсцы, бретонцы). Особняком стоят в семье греки, албанцы и армяне. И, наконец, две ветви вымерли: хетты – древнейшее население Малой Азии, и тохары, жившие в Синьцзяне. Ещe одна путаница, от которой необходимо предостеречь – смешение понятий, относящихся к расе и к языку. Арийцы – термин лингвистический, никакого арийского или индоевропейского антропологического типа нет в природе, он попадается только в некоторых научно безграмотных сочинениях. С легкой руки тех же германских национал-социалистов и их идейных предтеч многие до сих пор считают отличительными признаками «арийца» светлые волосы и голубые глаза. Но именно так выглядят на древне-египетских изображениях ливийцы – народ, принадлежащий не к арийской, а к семито-хамитской семье. Тот же тип можно встретить и у самых что ни на есть первобытных племен Европы, ныне говорящих на языке финской группы: саами (лопари) имеют белую кожу, рыжие волосы и голубые глаза [К.Г.Менгес. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979, стр.27.]. Трудно поверить, но монголы когда-то были светловолосыми и голубоглазыми [Л.Н.Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1970, стр.99.], равно как и енисейские киргизы и половцы [Там же, стр.95.], которых перекрашивают только в опере «Князь Игорь». Ганс Ф. К. Гюнтер четко различал антропологическую и лингвистическую классификации, но считал, что первоначально раса и язык были едины, а именно: создателем индоевропейских языков была нордическая раса. Такую же точку зрения отстаивает сегодня во Франции известный специалист по индоевропейцам Жан Орди. Но Гюнтер ошибочно выводил нордическую расу из Тюрингии (своя германская рубашка ближе к телу), заимствовав эту идею из капитального труда К. Шухардта о древней Европе (Carl Schuchhardt. Alteuropa, die Entwicklung seiner Kulturen und Volker), первое издание которого вышло в 1918 году. При сегодняшнем уровне науки можно лишь очень приблизительно сказать, когда и где арийцы выделялись в обособленную группу и как эта группа потом распалась, но никто не знает, где, когда и как появились предки арийцев. Этот вопрос тесно связан с проблемой происхождения человека вообще, которая пока решена лишь теоретически, но каким именно путем шло развитие, остается неясным. Мне пришлось однажды услышать курьезную фразу: «Я верю в Бога, а не в то, что человек произошел от обезьяны». Эта фраза курьезна сразу в нескольких отношениях. Во-первых, никто и никогда не утверждал, что человек произошел от обезьяны. Согласно теории Дарвина, человек и обезьяна всего лишь имеют общих предков, т.е. являются, так сказать, дальними родственниками, не более. Любопытно, что за тысячу лет до Дарвина эта же мысль нашла свое выражение в зороастрийской религиозной литературе, а именно в книге «Бундахишн», где обезьяны названы одной из десяти разновидностей рода человеческого [S. Hartman. Gayomart. Uppsala. 1953, стр.53. ]. Я уж не говорю о том, что обезьяны и их отважный вождь Хануман воспеты в индийском эпосе «Рамаяна» и что изображение Ханумана развевалось на знамени, под которым шел на решающую битву Арджуна, герой другого индийского эпоса – «Махабхараты». Так что уважение к обезьяне – в арийских традициях, и не стоит так уж открещиваться от нее. Во-вторых, что за нелепая альтернатива – либо Дарвин, либо религия? Не слишком ли много чести для Дарвина, теория которого имеет очень ограниченное значение и отнюдь не исчерпывает проблему эволюции даже в пределах биологии? Нет, у наших предков вера была покрепче, и от одного вида Дарвина не падала. Замечательный русский поэт А.К.Толстой был, несомненно, человеком верующим, но когда он прослышал, будто его друг, М.Н.Лонгинов, начальник главного управления по делам печати, собирается запретить книгу Дарвина, он обратился к нему с таким полушуточным, полусерьезным посланием: Ты ж, еврейское преданье С видом нянюшки лелея , Ты б уж должен в заседаньи Запретить и Галилея... Отчего б не понемногу Введены во бытие мы? Иль не хочешь ли уж Богу Ты предписывать приемы? Способ, как творил Создатель , Что считал Он боле кстати , - Знать не может председатель Комитета о печати... Да и в прошлом нет причины Нам искать большого ранга , И, по мне, шматина глины Не знатней орангутанга. Часть 2. Боги арийцев. Языковая общность индоевропейских народов была открыта и осознана в начале прошлого века. Наш век постепенно докапывается до еще более важного открытия. Начиная с 1930 г. крупный французский ученый Жорж Дюмезиль доказывает в своих работах идеологическую общность индоевропейских народов. Он создал и упорно отстаивает «теорию трех функций», согласно которой, подобно тому, как арийское общество делилось когда-то на производителей богатства, воинов и духовенство, арийский пантеон тоже делился на аналогичные ведомства. Для подтверждения своей теории Дюмезиль привлекает огромный мифологический материал. Иную версию выдвигает советский историк А.Г.Кифишин. В своей работе «Миф и история» он, тоже мобилизовав обширный материал сравнительной мифологии, сгруппировал общие мифологемы в десять блоков, расставил их синхронно и получил в результате десятислойный праиндоевропейский миф, распавшийся в конце IV тысячелетия, когда, по его мнению, было потеряно единство этих народов. Что можно сказать об этих попытках? Их прицел, безусловно, верен, но исполнение вызывает сомнения. Принципы Дюмезиля являются слишком общими, с ними можно выйти и на ностратический уровень и еще дальше, качественного отличия индо-европейского образа мышления от всех прочих они никоим образом не характеризуют. Что же касается А.Г.Кифишина, то его губит схематизм. Все богатейшее разнообразие арийской мифологии он пытается загнать в свой зоопарк из десяти клеток, а с теми, кто противится, обращается в стиле Прокруста, произвольно запихивая в глубокую древность события, на самом деле относящиеся уже к исторической эпохе. И все же не всех зверей он поймал, некоторые клетки остались пустыми, а другие, хотя в них и сидят слоны, снабжены надписью «буйвол». А.Г.Кифишин тоже из породы собирателей материала, с классификацией у него дело уже обстоит хуже, а общих выводов, которые характеризовали бы индоевропейское мышление в целом, он опять-таки не дает. Искомая идеологическая общность праиндоевропейцев должна быть всеохватывающей, ни одно звено не должно из нее выпадать. Но та каста священников, о которой говорит Дюмезиль, существовала у индо-арийцев, иранцев и кельтов, в то время как у германцев, славян и греков ее не было. Ян де Фриз поставил законный вопрос: если каста священников существовала еще до разделения индоевропейских народов, то должна быть и общая терминология. И он выделил древнее наследие, к которому относятся именно слова, обозначающие абстрактные религиозные термины, но это наследие является общим только для индо-иранской и кельто-италийской ветвей [Jan de Vries. Keltische Religion. Stuttgart. 1961. стр. 212. ]. Интересно, что именно эти ветви соединяет вместе и лингвисты, выделяющие особую группу т.н. периферийных языков, отдельные общие черты которых, отсутствующие в других индоевропейских языках, сообщают ценный материал для восстановления исходных форм, поскольку в языках этой группы часто лучше, чем в других, сохраняются остатки наиболее древних форм [Г.Льюис и Х.Педерсен. Краткая сравнительная грамматика кельтских языков. М., 1954. Предисловие В.Н.Ярцевой, стр.3-4. ]. Как видим, поиски общих корней идеологии все время идут рука об руку с исследованиями в области языка. Вопрос о выделении особой касты служителей культа очень важен, поскольку именно с ее деятельностью связывают унифицирование языка (гипотеза Пизани) [В.В.Горнунг, цит.соч., стр.119.]. Это должно было произойти в глубокой древности, в эпоху европейской реконкисты, когда предки кельтов и италиков двинулись на запад, и разделились периферийные языки, но влияние этой касты распространилось далеко не на всех индоевропейцев. А если говорить обо всех, то что же их отличает от остальных народов? Расовые особенности? Однако, пользуясь одним лишь антропологическим материалом, невозможно доказать превосходство арийцев над другими, никакие «неандертальские» теории нам здесь не помогут. Зато лингвистика окажется очень ценным союзником. Как известно, кроме генеалогической классификации языков существует еще и морфологическая, которая делит все языки на следующие группы: 1) Полисинтетические. В этих языках слово еще не выделилось из предложения, образующего неразъемное целое. Вместо фразы «человек увидел оленя» мы имеем в них нечто вроде «человеко-олене-видение». Таковы языки американских индейцев, в Европе аналогичную структуру сохранил язык басков, ее влияние можно проследить и в кельтских языках. 2) Односложные языки, состоящие из неизменных элементов. Таков китайский язык и некоторое языки Западной Африки. 3) Агглютинативные языки (термин от слова «приклеивать»), в которых слово изменяется путем прибавления к нему множества разнообразных частиц. К этой большой группе относятся алтайские, угро-финские, кавказские, дравидские и многие негритянские языки. 4) Флективные языки, отличающиеся более гибкой и тесной связью основы слова с аффиксами, а в ряде случаев – внутренней флексией основы (германские языки). К этому типу относятся индоевропейские и семитские языки, но последние, как мы сейчас увидим, по недоразумению. Раньше считалось, что внутренняя флексия больше всего распространена именно в семитских языках. [А.С.Чикобава. Введение в языкознание. Ч.1. М., 1953, стр.185.] Однако бывший советский, а ныне уехавший в Израиль лингвист И.А.Мельчук логикой собственных исследований был доведен до признания, что «в семитских языках никакой внутренней флексии нет, а есть нечто другое». «То, что называют «внутренней флексией» в семитских языках, это не что иное, как определенный тип аффиксации» [И.А.Мельчук. О «внутренней флексии» в индоевропейских и семитских языках. Вопросы языкознания, 1963, № 4, стр. 28, 36-37.]. Мельчук попытался спасти положение, изменив определение внутренней флексии, но слово уже было сказано. Стало ясным, что семитские языки строятся столь же механически, как и агглютинативные, только аффиксы в них не присоединяются к корню, а вставляются внутрь. Эти вставные элементы семитологи называют «схемами», но, как признал Мельчук, «схемы оказываются функционально эквивалентными тому, что в других языках повсеместно называют аффиксами» [Там же, стр. 32. ]. Довольно рано морфологическую классификацию языков стали истолковывать с исторической точки зрения. Еще в середине прошлого века А.Шлейхер предположил, что корневые, агглютинативные и флективные языки воплощают три ступени развития. Его пытались опровергнуть тем доводом, что древнекитайский язык был не корневым, а агглютинативным, но это лишь меняет порядок ступеней, а не рушит схему. Корневые языки, действительно развиваются из агглютинативных, но это тупиковая ветвь развития, тогда как историческая магистраль ведет в направлении флексии. Интересно, что к тем же выводам, что и А.Шлейхер, пришел в своей стадиальной теории развития языков Н.Я.Марр. Он тоже видел во флективных языках высшую ступень развития, за что его обвиняли в «объективной помощи расизму», хотя советский ученый Марр, конечно, не был расистом, а всего лишь представлял объективную науку. Та же псевдонаука, которая обосновывает равенство и одинаковость всех и вся, столь же далека от истины, как и школа антропологов нацистской Германии, пытавшаяся установить различия между людьми с помощью одного штанген-циркуля. Сегодня мы можем представить себе стадии развития следующим образом: 1) полисинтетические языки (стадия дологического мышления Леви-Брюля); 2) агглютинативные языки (стадия механического мышления; сюда же необходимо отнести и семито-хамитские языки); 3) односложные языки (тупиковая линия развития, окостенение механического мышления в результате изоляции); 4) флективные языки (стадия органического мышления). Итак, арийцы отличаются ото всех прочих народов тем, что только они перешли от механического мышления к органическому. Эту грань можно по ее значению сравнить с гранью между живой и неживой природой. Точнее, арийцы вернулись к органическому мышлению. Безусловно, на полисинтетическом уровне мышление было тоже органическим, но еще не индивидуализированным. Индивидуализация элементов языка повлекла за собой сначала их чисто-механическое соединение и лишь потом – органическое на новом, более высоком уровне. Итак, если мы хотим определить самую сущность арийского образа мышления, мы должны употребить слово «органический». И если мы будем сравнивать этот образ мышления с семитским, то для характеристики последнего лучше всего подойдет слово «механический». Эта органичность мышления находит свое яркое выражение в арийских религиозных представлениях, которые характеризуются органическими отношениями между Богом, природой и человеком и между людьми. Начнем с отношений между Богом и природой. Большинству индоевропейских народов чужда идея сотворения мира Богом. Бог мыслится скорее как некое организующее начало в природе, которая существует независимо от него и развитие которой носит циклический характер. Общей темой индоевропейской идеологии Ж.Варенн считает преходящий характер мира, обреченного на разрушение, за которым последует возникновение нового, лучшего мира. Эту мысль он прослеживает и в греческом мифе о четырех веках, и в германских «сумерках богов», и в страхе кельтов перед тем, как бы небо не упало на землю, и в индийских космических циклах. В семитской идеологии возникновение и конец мира однократны, в арийской – цикличны [J. Varenne. Zoroastre. Paris. 1974. стр. 52-53. ]. Ю.Грилль отмечает, что арийцы персонифицировали в своих божествах состояния и процессы, имеющие место в природе, тогда как, например, в ассиро-вавилонской религии одушевлялись отдельные тела [J. Grill. Die persische Mysterienreligion im romischen Reich und das Christentum. Tubingen. Leipzig. 1903. стр. 11.]. Арийцы прежде всего ощущали динамику мира, и циклы развития живой природы были для них отражением принципа, лежащего в основе всего мироздания. Семиты же цеплялись за статические элементы и видели свой идеал в обретении миром статического состояния. Даже там, где в арийской идеологии сотворение мира присутствует, оно является следствием определенной причины, как, например, в зороастризме, о котором мы еще будем подробно говорить. В семитской же религии, к несчастью утвердившейся у нас в форме христианства, сотворение мира – акт абсолютного произвола. Л.Фейербах называл учение о творении «характерным, основным учением иудейской религии». «Лежащий в основе его принцип есть не столько принцип объективности, сколько принцип эгоизма. Учение о творении в его характерном значении возникает только тогда, когда человек смотрит на природу как на практическое средство удовлетворения своей воли и потребностей и низводит ее в своем представлении на степень простого орудия, простого продукта воли» [Л.Фейербах. Избранные философские произведения. М., 1955, т.II, стр.143. ]. Мы сегодня уже донизводили природу до того, что экологический кризис грозит необратимыми последствиями всему миру. Корень хищнического уничтожения природы – в еврейско-христианском учении о сотворении мира. Евреи считали, пишет далее Л.Фейербах, что «язычники не возвысились до понятия творца вследствие восхищения своего красотою мира». Я очень не люблю слово «язычники», потому что оно всего лишь славянская калька с еврейского презрительного «гои». Так евреи называли все прочие народы. Однако, когда христианин обзывает вас язычником, он оскорбляет этим не вас, а самого себя, причисляя себя тем самым к лику евреев. Ответьте этому христианину: «А ты – жид», и тем самым закончите беседу. Да, для наших предков, язычников, было характерно восхищение красотою мира. Андре Боннар так определяет язычество: это религия, «обретавшая радость в общении с природой, которая, согласно античному пониманию, не есть создание бога, но сама в целом божественна» [А.Боннар. Греческая цивилизация. М., 1962, т.3, стр.65.]. А вот, в противовес этому, «вполне православное» определение: «Служение твари, а не творцу – главный признак язычества» [Е.В.Аничков. Язычество и древняя Русь. Сиб., 1914, стр.116-117. ]. Как это характерно для христианина – отрывать тварь от творца! Арийское мировоззрение то там, то здесь прорывается сквозь семитскую корку. В мусульманстве, например, пантеистические арийские веяния нес с собой суфизм, благодаря чему ибн аль-Араби смог дать гениальную формулировку «Бытие творений есть сущность бытия творца» [И.П.Петрушевский. Ислам в Иране в VII-XV вв. Л., 1966, стр.336.]. Были проблески и в христианстве. Иоанн Дамаскин в поэме А.К.Толстого благословляет природу, но не знаю, делал ли это прототип, не домыслил ли за него русский поэт. Зато один испанский фанатик без обиняков утверждал: «Единственное, что мы должны любить в природе, это воплощение Христа». Иначе представляли себе арийцы и отношения людей с Богом. По словам Г.Шнейдера, они искали в нем, прежде всего, сильного друга. Это диаметрально противоположно восточной униженности человека перед богом, которого представляют себе всесильным владыкой высоко на небесах [H. Schneider. Die Gotter der Germanen. Tubingen. 1938. стр. 140.]. Знаменитый индийский проповедник Вивекананда говорил: «Ничего не может быть более нелепого для индийского мышления, чем слова «Отче наш, иже еси на небеси». Индус, когда он молится, думает, что Бог внутри него самого» [S. Vivekananda. Complete works. Advaita Ashrama. 1945. стр. 30.]. Вивекананда называл дуалистами христиан и вообще всех, кто «верит в чисто антропоморфного личного Бога, который, подобно какому-нибудь великому властителю в этом мире, доволен одними и недоволен другими. Он произвольно выражает свое довольство отдельными людьми или народами и посылает им свое благословение». Разумеется, дуалисты приходят к выводу, что «Бог имеет любимчиков, и надеются принадлежать к их числу». «Дуалисты приобретают популярность, взывая к тщеславию необразованной массы. Им нравится думать, будто они пользуются исключительными привилегиями. Они считают, что вы не можете быть моральным человеком, если у вас нет бога с розгой в руке, готового наказывать вас» [Там же, стр. 142.]. Вивекананда довольно едко обрисовал христианские представления о Боге и раскрыл психологический секрет влияния христианства на массу. Называть себя «рабами божьими» могут только люди с рабской психологией, начисто утратившие свое арийское достоинство. Эти люди позорят расу, позорят себя и позорят Бога, потому что приписывают ему черты азиатского деспота. Гармония между Богом и природой, Богом и человеком, природой и человеком – вот сущность арийского миропонимания. Произвол и деспотизм, механическое повиновение навязаны нам извне, но глубоко чужды нашей природе. Гармоничными должны быть, согласно арийскому идеалу, и отношения внутри человеческого общества. Можно сколько угодно осуждать систему каст, но в основе ее, как поясняют современные индуисты, лежит естественное разделение людей на интеллектуалов-теоретиков, организаторов-практиков и простых исполнителей. Однако эти качества по наследству не передаются, и наследственная передача определенных социальных функций есть уже нарушение естественного порядка вещей, нарушение гармонии. Еще больше нарушил гармонию, конечно, институт рабовладения. В государствах античного мира образовалась огромная масса людей, оторванных от своих корней, лишенных каких-либо традиций. В этой массе и распространилась чужеродная религия, религия рабов. Неестественное состояние общества породило противоестественные духовные явления. Германцы и славяне, пришедшие на историческую арену позже, заразились этими противоестественными пороками от Рима и Византии. Юноши, так и не узнавшие настоящей любви, стали жертвами развратных старцев. А ведь развитие религиозных представлений тоже мыслилось гармоническим. Не случайно индийские брахманы, уже придя к монотеизму, сохранили ореол священного писания за Ведами – памятником языческого политеизма. Не случайно буддизм, пытавшийся оторваться от породившей его индийской почвы, был снова поглощен ею. Не случайно маги после религиозной реформы Заратустры постарались соединить новое учение с древними арийскими верованиями. Углубление познаний велось параллельно по нескольким направлениям. Странно, что в наши дни лозунг «единство в многообразии» кое-кто умудрился объявить лозунгом сионистов. Да сионистам не нужно никакого многообразия, им нужно, чтобы все плясали под их дудку. Зато Н.Гусева совершенно правильно считает единство в многообразии характерным для индуизма [Н.Р.Гусева. Индуизм, стр.11.], т.е. для арийской религии, в которой мирно сосуществуют несколько богословских школ, расходящихся между собой настолько, что христиане, резавшие друг друга тысячами из-за какой-нибудь буквы «и» или лишнего пальца, при подобных разногласиях давно бы взаимно анигилировались. Таковы общие черты индоевропейского религиозного сознания. Рассмотрим теперь особенности отдельных групп арийских народов. Мы имеем очень и очень неравномерные представления о верованиях этих отдельных групп. Лучше всего мы со школьной скамьи и по классической литературе знаем мифы древних греков. Любители имеют кое-какие познания в индийской и германской мифологии. А уж о кельтской и даже своей собственной, славянской, мы, как правило, не знаем почти ничего. При таком положении лучше всего начать с греков. Кто из нас не помнит грозного громовержца Зевса, охотника до красивых девочек, прекрасную Афродиту, воинственного Ареса, плутоватого Гермеса, несущего веселье Диониса? Они запомнились так хорошо потому, что «греческая мифология при всей сложности и разнообразии входящих в нее элементов имеет одну общую особенность – высокую художественность образов» [С.А.Токарев. Религия в истории народов мира. М., 1964, стр.458.]. Одной из причин расцвета и богатства греческой мифологии было, по мнению В.С.Сергеева, слабое развитие в Греции жреческой касты, стремившейся унифицировать идеологические образы и понятия [В.С.Сергеев. История древней Греции. М., 1948, стр.181.]. Именно за это Анатоль Франс пропел восторженный гимн древним грекам: «В короткое время они достигли той степени мудрости и красоты, к которой ни один народ ни до них, ни после них не мог приблизиться. Откуда же явилось... это чудо, единственное на земле? Почему священная почва Ионии и Аттики могла взрастить этот несравненный цветок? Потому что там не было ни духовенства, ни догмы, ни откровения и греки не ведали завистливого бога. Из своего гения, из своей собственной красоты творил эллин богов, и когда он обращал взор к небу, он видел в нем лишь свой образ. Ко всему подходил он со своим мерилом и нашел для своих храмов совершенные пропорции: все в них грация, гармония, равновесие и мудрость; все достойно бессмертных, которые там обитали и в своих благозвучных именах и совершенных формах воплощали гений человека» [А.Франс. Восстание ангелов. М., 1958, стр.113. ]. А вот мнение нашего знаменитого современника, Дж.Неру: «Греки, как народ, возможно, больше жили настоящим и находили радость и гармонию в красоте, которую они видели вокруг себя или создавали сами». Неру считал, и был прав, что «по своему духу и мировоззрению Индия гораздо ближе к древней Греции, чем современные нации Европы», потому что «древние индусы, подобно грекам, любили красоту и жизнь», а современная Индия сохранила эти древнеарийские традиции, и главное, добавлю от себя, потому что она убереглась от христианской заразы. Итак, мир прекрасной гармонии? Не слишком ли идеалистический образ для общества рабов и рабовладельцев? Совершенно верно, идеализация здесь налицо, но и самый образ неполон. Под гармонией таилась мрачная бездна. Есть древнее сказание, как царь Мидас поймал в лесу Силена, спутника Диониса, и долго добивался от него, что всего лучше и желательнее для людей? Силен упорно не хотел говорить, но потом ответил: «Жалкий эфемерный род, дитя случая и бедствий, зачем принуждаешь ты меня открыть тебе то, что было бы лучше для тебя никогда не знать? Самое лучшее не достижимо для тебя: это – не родиться, не существовать, быть ничем. Затем, второе наилучшее для тебя – это скорее умереть». Единичный миф? Нет. В драме Софокла «Эдип в Колоне» хор поет то же самое: «Вовсе не родиться – самое лучшее для человека, а если родился – поскорее умереть». Ту же мысль мы находим и у Эврипида. Получается уже прямо лейтмотив. Эту двойственность сознания древних греков хорошо понял и показал Ф.Ницше. По его словам, «грек знал и чувствовал тоску и ужас существования: чтобы быть в состоянии жить, ему надо было защитить себя ослепительным блеском... олимпийской грезы» [Ф.Ницше. Происхождение трагедии или эллинизм и пессимизм. М., 1902, стр.33.]. Тема неумолимой судьбы, властвующей не только над людьми, но даже над богами, непрерывно звучит в греческих мифах, в эпосе, у классиков греческой литературы. Греки не питали никаких иллюзий относительно благости божественного управления миром [И.М.Тронский. История античной литературы. Л., 1957, стр.57.]. В знаменитой легенде о поликратовом перстне, изложенной у Геродота (III, 40-43) и широко известной по стихам Ф.Шиллера и В.А.Жуковского, проводится мысль о зависти богов счастью смертных и о расплате за это счастье. Из крушения персидской империи философ Деметрий Фалерский сделал вывод: «Поистине непостоянна наша судьба. Все устраивает она вопреки ожиданию человека и являет свое могущество в чудесном. И теперь, как мне кажется, она лишь затем передала македонянам счастье персов, чтобы показать, что и последним она дала все эти блага лишь во временное пользование, пока пожелает распорядиться ими иначе» [В.С.Сергеев. цит.соч. стр. 391. ]. Все знают и цитируют краденую мудрость прожженного жулика лжеапостола Павла о немудром мира сего, которое господь избрал, чтобы посрамить мудрое, дабы ни одна плоть не хвалилась перед господом, но ведь Деметрий Фалерский очень хорошо показал за 300 лет до Павла ту же закономерность истории на ярком примере, когда «от персов, которым был подвластен почти весь мир, осталось одно имя, а македоняне, которых раньше едва ли кто знал даже имя, стали владычествовать над миром». Так давайте утвердим приоритет Деметрия Фалерского и установим правило: прежде чем процитировать еврея, поищи, у какого арийца еврей эту мысль украл. Не ждали греки вознаграждения за земные страдания и в загробной жизни, которая казалась им не жизнью, а каким-то унылым неполноценным существованием. В XI песни «Одиссеи» тень Ахиллеса жалуется Одиссею: Часть 3. Индуизм. Сегодня Индия кажется нам далекой и экзотической страной, влекущей своими тайнами и красотами, но какой-то чужой. Однако странное дело: чем больше мы будем углубляться в прошлое Индии, тем ближе она нам будет становиться. Причина этого явления проста и понятна: родственный нам по крови и по духу народ попал в совершенно непривычные природные условия, принял в свои жилы изрядную дозу чужой крови и испытал мощное влияние чужеродной культуры. Все эти обстоятельства привели к тому, что исследователи Индии ломают голову над загадкой: каким образом «первоначально жизнерадостное, жаждавшее долголетия и бессмертия настроение ведийского периода сменилось... тем безнадежным взглядом на бытие, который в многочисленных трансформациях последнего видит только продление страдания», и предполагают причину этого «в вырождении индоарийских родов, вызванном частью климатическими условиями, а частью смешением с грубой туземной расою». [В.А.Кожевников. Буддизм в сравнении с христианством, т.1, Петроград, 1916, стр.190-191.] В результате мы имеем в современном индуизме столь же многослойный комплекс, как в маздеизме Авесты, и в нем нужно столь же тщательно разбираться, отделяя свое от чужого. Но в отличие от Авесты «свое» в индуизме относится, большей частью, еще к периоду политеизма, а подъем индийской религиозной мысли на более высокий уровень шел уже совершенно особым путем, и вершины, достигнутые на этом пути, не имеют общеарийского значения. Непривычные для нас представления о Боге воспринимаются с большим трудом и с внутренним сопротивлением, а переучиваться нам поздно. Маздеизм для нас проще и понятней, это, по сути, то же христианство, только без еврейских наклеек, нытья и соплей: индуизм – уже совершенно другая религия. А человеку всегда легче сменить обои и мебель в привычной квартире, чем переехать на совершенно новое место. Трудно даже добиться четкого ответа на вопрос, что такое индуизм. По мнению Дж.Гаера, индуизм не столько религия, сколько образ жизни.[J.Gaer. How the Great Religions began. стр. 69.] Гельмут фон Глазенап тоже говорит, что индуизм не религия, а социальная система. [Helmuth v. Glasenapp. Brahma und Buddha. Berlin. 1926. стр. 258.] Примерно такое же определение дают чешские специалисты: «Индуизм ни в коей мере не является только религией, он представляет собой... религиозно-социальную организацию подавляющего большинства индийского населения». [Боги, брахманы, люди. М., 1969, стр.4. ] Если предоставить слово не постороннему наблюдателю, а прирожденному и авторитетному индусу, а именно Дж.Неру, он тоже скажет: «Индуизм, как вера, расплывчат, аморфен, многосторонен; каждый понимает его по своему... Смысл его можно выразить в словах: живи и жить давай другим». А другой великий индус М.К.Ганди, говорил: «Индуизм – это неустанная погоня за истиной». [Дж.Неру. Открытие Индии, стр.76. ] Н.Р.Гусева отмечает «бессистемность индуизма, отсутствие в нем более или менее единообразной и разработанной теологии, отсутствие координации деятельности отдельных школ и сект и централизованной иерархической церковной организации». [Н.Р.Гусева. Индуизм, стр.16-17.] У индуизма, действительно, «нет стройной системы вероучения, единого кредо», но зато «он терпим к отклонениям от догмы со стороны адептов... ему незнакомо понятие ереси». [Боги, брахманы, люди, стр.4.] «Для европейской философии... непостижимо, чтобы одна и та же традиция могла допускать одновременно существование нескольких точек зрения и чтобы при этом не нарушалось единство самого учения». [Там же, стр.62.] Действительно, для Европы, привыкшей жить под палкой ревнивого еврейско-христианского бога, привыкшей к церковно-концлагерным порядкам, при которых шаг в сторону считается за побег, трудно представить себе, что кроме единства марширующей колонны может существовать еще единство в многообразии. Европе крестовых походов и аутодафе трудно представить себе, каким образом «индуизм не создал ничего, подобного святой инквизиции, не организовывал разбойничьих походов в другие страны... не раздувал огонь религиозного фанатизма и нетерпимости», [Там же, стр.7.] и все же не исчез с лица земли. Дж.Неру имел все основания гордиться древней традицией Индии – терпимостью ко всем религиям и тем, что в индийской истории мы не найдем ничего похожего на яростные религиозные распри и преследования, имевшие место в Европе. [Дж.Неру, цит.соч., стр.239, 414.] Индуизм всегда отличался веротерпимостью, – признает С.А.Токарев. [С.А.Токарев, цит.соч., стр.330.] «Индуизм по существу своему – религия очень терпимая, и он скорее ассимилирует, чем напрочь отвергает», – соглашается с ним А.Бэшем. [А.Бэшем. Чудо, которым была Индия. М., 1977, стр.335.] Терпимость индуизма неоднократно подчеркивает в своей монографии и Г.фон Глазенап. [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр. 112, 117, 139.] В отличие от христианина или мусульманина индус вовсе не считает истинной только свою религию и не разделяет богов на истинных и ложных. У каждого народа может быть своя религия. [Г.М.Богнард-Левин и Г.Ф.Ильин. Древняя Индия. М., 1969, стр.609.] Столь характерную для христиан исключительность, их кичливые претензии на то, будто лишь они обладают истинной верой, резко критиковал выдающийся индийский религиозный мыслитель Ауробиндо Гхош: «Мир полон священных и несвященных писаний, откровений и полуоткровений, религий и философий, сект, школ и систем. Многие умы, обладающие незрелым знанием или вообще не обладающие никаким, привязываются к ним с исключительностью и страстью и хотят, чтобы та или иная книга одна считалась вечным Словом Божьим, а все прочие – либо обманом, либо в лучшем случае не до конца боговдохновенными; чтобы та или иная философия считалась последним словом мыслящего разума, а прочие системы – либо ошибочными, либо обладающими лишь частью истины, связывающей их с единственным истинным философским культом. Даже открытия физики превращаются в веру... И к этой фанатичной исключительности и драчливому тщеславию часто примыкают и умные люди, введенные в заблуждение духом тьмы, примешавшимся к их свету и закрывшим его темным облаком интеллектуального эгоизма или духовной гордыни». «Мы все еще склонны заявлять, что наша вера дает нам высшее знание, которым все прочие религии или философии не обладают или постигли его лишь частично, так что они имеют дело лишь со второстепенными аспектами истины или могут только готовить менее развитые умы к подъему на те высоты, которых мы достигли. И мы все еще склонны навязывать себе и другим в целом всю священную книгу или евангелие, которое мы обожаем, требуя, чтобы все было принято, как вечная истина, и чтобы ни одна иота, ни одна черточка, ни один значок не подвергались сомнению в том, что и они – часть полного откровения». [Sri Aurobindo. Essays on the Gita. стр. 1. ] Однако, несмотря на отсутствие глобальных претензий, веротерпимость и все многообразие, «индуизм никогда не страдал от расколов. В нем с самого начала и на протяжении всей его истории формировались и продолжают формироваться бесчисленные секты... религиозные учения которых иногда взаимно исключают друг друга, но это не мешало и не мешает им всем на равных правах пребывать в лоне индуизма». [Н.Р.Гусева, цит.соч., стр.25.] Другой индийский религиозный мыслитель, Вивекананда, исходя из того, что главный признак жизни – разнообразие, даже молился о том, чтобы в конце концов на Земле стало бы столько же сект, сколько человеческих существ. [S. Vivekanandu. Complete works. стр. 362. ] Объединяет всех индуистов признание авторитета Вед, священного писания древних ариев, пришедших в Индию во II тысячелетии до н.э. Казалось бы, и ведическим богам в Индии больше не поклоняются, и религиозная мысль ушла далеко вперед, и все-таки Веды в почете, не в пример Европе и России, не помнящим своего родства, а помнящим лишь чужое. Название Веды происходит от того же корня, что и русское слово «ведать» – «знать». Древнейшие части Вед, как уже говорилось, относятся к XV в. до н.э. Веды делятся на 4 сборника, самый ранний из них и самый большой по объему (1028 гимнов, более 10500 стихов, что равно «Илиаде» и «Одиссее», вместе взятым) [Древнеиндийская философия. М., 1972, стр.8.] – Ригведа, Веда религиозных гимнов (риг – религиозный гимн, ср.: санскр. арка – молитва, кельт. арко – умоляю и название славянского религиозного центра Аркона), которая делится на 10 книг (мандал). Две другие Веды, Самаведа (Веда напевов) и Яджурведа (Веда жертвоприношений) в значительной степени дублируют Ригведу. Особняком стоит четвертая Веда – Атхарваведа («Веда заклинаний»), руководство по белой и черной магии, отражающая более древний уровень религиозного сознания, нежели Ригведа, [С.Радхакришнан. Индийская философия, т.1, М., 1956, стр.96.] но составленная позже, когда уже происходило смешение арийских и неарийских идеалов. [Древнеиндийская философия, стр.10.] В Атхарваведе преобладают не мужские, а женские божества, и несомненна ее связь с тантризмом, [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.152.] о котором мы еще будем говорить подробней. Веды – памятник эпохи языческого политеизма, это нужно признать со всей определенностью, не принимая во внимание позднейшие хитроумные толкования индийских брахманов, изо всех сил старавшихся изобразить религию Вед, как монотеизм. Однако Веды – это не произведение одного автора, они составлялись на протяжении столетий, и мысль арийцев за это время неустанно работала и двигалась в направлении монотеизма, но дошла она до этой цели уже не в ведический период. Особенности религии Вед лучше всех описывает Г. фон Глазенап: «Число ведических богов, которое часто схематически указывают, – 33, но это число далеко не достаточно, можно назвать и 3339 или вообще не называть никакого. Взаимоотношения ведических богов друг с другом по сравнению с взаимоотношениями богов в мифологиях других народов довольно неопределенные. Хотя говорится о родственных отношениях между отдельными богами и часто определенные божества считаются дружественными по отношению друг к другу, или рассказывают о вражде, разгоревшейся между разными богами, однако, все эти данные не были сведены в стабильную общезначимую систему. Нечетко разграничена и сфера действия отдельных небожителей, нет между ними и четкой иерархии, хотя особо выдающиеся божества, такие как Варуна или Индра, завоевывают место царей богов. Причина такого характера взаимоотношений частично заключается в том, что источники, из которых мы черпаем наши сведения, относятся к очень протяженному периоду времени, за который представления о различных богах значительно изменились, выдвигался то один, то другой, то одному, то другому приписывалось высшее достоинство. Частично эта бессистемность соответствует характерной черте индийского мышления». «Нам кажется своеобразным, что в Ведах часто к самым различным богам прилагаются одинаковые эпитеты, им приписываются одни и те же подвиги, они отождествляются друг с другом. О совершенно разных богах говорят, как о высших, называют их владыками мира, которым подчинены все прочие боги и т.д. Макс Мюллер назвал такую духовную установку генотеизмом. По его мнению, это предварительная ступень позднейшего монотеизма в той мере, в какой каждый бог, когда верующий обращается к нему с гимном, рассматривается, как высшее божество, но это ни в коем случае не исключает того, что тот же поэт в другой раз будет чтить как высшее божество другого бога. Теорию Макса Мюллера... некоторые полностью отвергают и полагают, что внешний генотеизм объясняется просто характерной для ведических богов неопределенностью их образов и преувеличенной вежливостью священников по отношению к богам, к которым они в данный момент обращаются... Однако расплывчатость образов богов и намеренная лесть священников богу – недостаточное объяснение. Скорее в этом можно увидеть раннее выражение пронизывающей позже всю религиозную литературу индусов тенденции к сглаживанию различий и к смешению разных богов. Для меня несомненно, что идея Единого Божества, которая выступает уже в размышлениях поздних гимнов Ригведы, а потом со всей ясностью высказывается в Упанишадах, проложило путь отношению ведических певцов к богам». [Там же, стр.62-64. ] 33 ведийских божества делились на 3 класса: Васу (8), Рудры (11), Адитьи (12) + Индра и Праджапати. Васу персонифицировали стихии и природные явления. Рудры – жизненно важные дыхания в человеке, Адитьи – 12 месяцев года, Индра – гром и молнию, Праджапати – скот, приносимый в жертву (Брихадараньяка-Упанишада. III.9). [Древнеиндийская философия, стр.160-161.] Н.Р.Гусева обращает особое внимание на класс адитьев, сыновей Адити, которая предстает перед нами в ведизме, как персонификация женского начала, разлитого во вселенной, как мать богов, наивысшее воплощение идеи материнства. Круг божеств, связанных с Адити, Н.Р.Гусева гипотетически соотносит с эпохой срубной (правильней древнеямной) культуры. На более поздних этапах своего развития, после прихода в Индию, арийцы поклонялись в основном уже богам, а не богиням, и образ Адити приобрел у них отвлеченный характер полузабытого божества. [Н.Р.Гусева. Индуизм, стр.68,70.] Как уже говорилось, взаимные отношения божеств индийского пантеона установить очень трудно, а в источниках царит разнобой. Позже Адити стала считаться дочерью Дакши, а ее сыновьями – Варуна, Индра, Сурья, Вишну и другие, [Мифы древней Индии. М., 1975, стр.16.] но в Ригведе (X.72) Адити одновременно и мать Дакши и его дочь. Все перемешалось, и невозможно понять, кто же такой Дакша, о котором мы упоминали в связи с нашим Дажьбогом. По Махабхарате он прародитель богов и людей, в Ведах – третьестепенное божество. Ж.Дюмезиль выдвигает такую версию, что в Махабхарате сохранилась более древняя и более полная мифология, нежели в Ведах, ближе стоящая к обще-индоевропейской. [G.Dumezil. Mythe et epopee. II. стр. 9, 85.] Версию Ж.Дюмезиля можно принять лишь частично и с большими оговорками. Я уже указывал на слишком общий характер трехфункциональной схемы Дюмезиля, уводящей нас от общеарийского даже на ностратический уровень. Пандавы, герои Махабхараты, вызывают сильные подозрения. С.Радхакришнан сомневался в их арийском происхождении. [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.420. ] А.Бэшем прямо писал, что победу над куру одержало племя монголоидного типа. [А.Бэшем, цит.соч., стр.47.] Не чужда эта идея и советским авторам, обращающим внимание на тот факт, что Пандавы одерживают победу, лишь прибегая к уловкам, мало совместимым с кодексом воинской морали. Союзниками племени панчалов против куру выступали, по мнению тех же авторов, иноплеменные пришельцы с Севера, представители некоей неарийской (возможно, монголоидной) народности Гималаев; они-то и послужили прототипом образа Пандавов. Имя отца Пандавов Панду обычно переводится как «бледный», но вообще-то оно означает «желтый». [Три великих сказания древней Индии. М., 1978. Предисловие Э.Н.Темкина и В.Г.Эрмана, стр.9.] Мы еще будем говорить и о дравидских влияниях в Махабхарате, но сейчас забегали вперед лишь затем, чтобы предупредить, что искать протоарийский слой нужно во всяком случае не в ней. Если он где и обнаруживается, то как раз во второстепенных божествах Вед, олицетворяющих силы природы, таких как Дьяус-питар, небесный отец, аналог римского Иов-патер (Юпитер), греческого Зевса и германского Циу: мать-земля Притхиви (греческая Гея), солнце – Сурья (греческий Гелиос), луна – Чандра, ветер – Вайю и его спутники Маруты, бог дождя Парджанья, которого тоже сравнивают с Перуном, Ушас – богиня зари, греческая Эос, римская Аврора. Древнейшей формой ведийской религии С.Радхакришнан правильно считал почитание природы, как таковой; [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.57.] и это роднит религию Вед с религиями всех остальных арийских народов, равно как и ее жизнерадостность, утраченная позднейшим «индуизмом». Г. фон Глазенап характеризует ведических ариев, как энергичный, боевой народ, радующийся этой, земной жизни. Они хотели жить «сто осеней», быть богатыми и чтобы боги благословили их детьми и внуками. Их мышление и мировоззрение, в полную противоположность более поздним временам, были целиком обращены к этому миру, им было чуждо отрицание мира, которое потом нашло такое мощное выражение в индийской духовной жизни. [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.53-54.] По словам Дж.Неру, «в Индии во все периоды расцвета ее культуры наблюдался восторг перед жизнью, природой, наслаждение своим существованием, развитие искусства, музыки, литературы, пения, танцев, живописи и театра и даже весьма совершенное исследование отношений между полами». [Дж.Неру, цит.соч., стр.83.] Ведический период – как раз такая эпоха расцвета, прекрасная заря индийской истории. Главную роль в Ведах, если руководствоваться количеством обращенных к нему гимнов, играет Индра. Ему посвящено 250 гимнов. Индра – бог победоносного арийского воинства, завоевавшего Индию в борьбе с дравидами, народами европейской расы, пришедшими в Индию раньше арийцев и смешавшимися с местными австралоидными племенами. Современные антропологи считают темнокожих аборигенов Индии, веддов, самостоятельной расовой группой (Г. Л. Хить, Н. А. Долинова. Расовая дифференциация человечества. М., 1990, стр. 28.). Гимны Вед прославляют Индру, который «поддерживал в раздорах приносящего жертвы ария... Карая для Ману тех, кто не имеет обетов, он похоронил черную кожу» (I.130). Он «дасу сделал низшей варной» (II.12). Таким образом, Индра дал ариям победу над чернокожим туземным населением (дасу или дасью) и превратил побежденных в низшую касту. «Черную кожу» по-индийски «твачам кришнам». Однако пройдет время, и черный бог Кришна, переворачивая все ценности, станет главным героем Махабхараты... Помимо земной, так сказать, чисто политической роли, Индра выполняет и космические задачи. Обладая некоторыми чертами бога-громовика, вроде Зевса, он в то же время совершает геркулесовы подвиги, убивая чудовище Вритру, олицетворяющее собой хаотическое, косное, разрушительное начало, поэтому Индру чаще сравнивают не с Зевсом, а с германским Тором – победителем чудовищ. Оружие Тора – громовой молот Мьольнир (ср. русское «молния»), оружие Индры – громовая палица «ваджра». Функции Индры в иранской мифологии выполняет Митра, ему же передана и эта палица, вазра, а титул Индры Вритраган, победитель Вритры, превратился у иранцев в особое божество Веретрагну, спутника и помощника Митры. В Ведах таким помощником Индры в битве со Вритрой является Вишну, которому посвящено всего пять гимнов, однако позже помощник затмил своего вождя. С подвигом Индры связана общеарийская мифологическая тема освобождения вод и угона быков. Любопытно, что Веды матерью Вритры называют Дану, прародительницу целого класса демонов-данавов. Как мы помним, Дану – имя матери-прародительницы ирландцев. Данайцами называли греков, а израильское колено Даново, от которого по христианской традиции должен произойти Антихрист, кое-кто считает греками, пришедшими в Палестину во время нашествия «морских народов» и слившимися с евреями. Второе место после Индры в Ведах занимает бог огня Агни. Ему посвящено 200 гимнов. Об общеарийском значении культа огня мы уже достаточно говорили. Для развития ведической религии и арийской религии вообще большое значение имеет культ Варуны, которого сравнивают с греческим Ураном. Специально Варуне посвящено всего 10 гимнов, но в 30 гимнах он выступает в паре с Митрой, а в 8 – с Индрой. Варуна – воплощение мирового порядка, истины и справедливости (инд. рита, в Авесте – арта), строгий судья человеческих проступков, особенно клятвопреступления, лжи. С.Радхакришнан называет его самым нравственным богом Вед. [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.60.] Он полемизирует с христианскими авторами, утверждающими, будто в Ведах отсутствует понятие греха. Именно в культе Варуны проявляется чувство греховности и вера в божественное милосердие и прощение, напоминающая христианские доктрины. [там же, стр.87-88.] Верующие взывали к Варуне (Ригведа. VII.86.87). «Отпусти нам прегрешения предков! Отпусти те, что мы сами сотворили! Отпусти, о царь, Васиштху, как отпускают вора, укравшего скот, как теленка отпускают с веревки. Не своя была на то воля, Варуна. Это соблазн». «Да будем мы безгрешны перед Варуной, который способен простить даже совершившего грех !». Имеющие уши, да слышат. За тысячу лет до того, как евреи научились выговаривать «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим», с этими же словами обращались к своему богу арийцы. Прежде чем молится по-еврейски, поищите, у каких арийцев евреи эту молитву украли. Варуне Вед в Иране соответствовал Ахура Мазда. Имея такую основу, Заратустре легко было сделать последний шаг к монотеизму. В паре с Варуной не случайно выступает Митра. Это как бы две ипостаси одного божества, нечто вроде бога-отца и бога-сына. Митра более приближен к людям, чем более отчужденный от будничных дел человека Варуна, его задача – объединение людей в коллектив и помещение их на свойственное им место в социальной структуре. Социальная функция Митры получила яркое отражение в славянской общине, названной его именем – мир (через иранское михр). Митра – не единственный персонаж, объединяющий Веды с Авестой (разумеется, если брать ее незороастрийскую часть). Общим для них является и бог Арьяман (не путать с Ариманом!), к которому возносятся молитвы о здравии (Ясна 54), и культ священного растения сомы (в Авесте – хаома), из которого выжимают опьяняющий сок (Хом Яшт – Ясна 9-11), и Иима (Яма) – в Авесте знаменитый царь древности, в Ведах – первый человек, открывший путь смерти и ставший царем загробного мира. В ведический пантеон проникло и одно демоническое существо – Рудра, бог дикой природы, воплощение разрушительного начала, убийца с чертами каннибала. С ним был связан и фаллический культ. Это и многое другое объединяет его с выдвинувшимся позже Шивой, богом, не известным Ведам. Ведические боги, подобно германским, вначале были смертными и лишь потом достигли бессмертия (Шатапатха-брахмана. XI). В индийской мифологии рассказывается о борьбе богов с асурами, их старшими братьями, верховный жрец которых Ушанас, владыка планеты Шукра (Венера) владел наукой оживления мертвых и оживлял всех своих воинов, павших в битве с богами, тогда как боги этой науки не знали. [Мифы древней Индии, стр.16,26,30.] Об этой борьбе рассказывается в Брихадараньяке-унанишаде, в то время как Шатападха-брахмана отрицает, что была борьба, и утверждает, что асуры были побеждены сразу же. Но в любом случае и брахманы, и упанишады – позднейшие источники, и только в них слово асуры начинает употребляться в отрицательном значении, которого оно в Ведах не имеет. В Ригведе этим эпитетом называются более древние боги, такие как Дьяус или Варуна, а более молодые носят имя дэвов. [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.62.] Получается, что асуры, действительно, старшие братья богов (дэвов), но когда же и каким образом они были оттеснены и объявлены демонами? Скорее всего, это произошло в первой половине I тысячелетия до н.э. в период, которым датируются и комментарии к Ведам (брахманы и упанишады), и Махабхарата. В этот период все больше дает себя знать постепенное смешение арийцев с дравидами, и побежденные берут реванш: они накладывают свой неизгладимый отпечаток на бывшую арийскую религию, выдвигают на первый план своих богов, а асуров, богов победоносных арийцев, объявляют демонами. И даже грозят устами Кришны: «Кто станет почитать старых богов, вроде Индры, не будет выслушан». [Боги, брахманы, люди, стр.203.] Так родился современный «индуизм», в котором нужно производить раскопки, чтобы докопаться до своего. Таким образом, превращение в демонов асуров в Индии и дэвов в Иране не связано с разделением индийской и иранской ветвей, а является результатом эволюции религии в уже разделившихся ветвях. Асуров (иран. ахура) объявили демонами дравиды, дэвов – Заратустра, боровшийся за чистоту монотеизма, против языческих культов. Дравиды были предшественниками арийцев в Иране и Индии, им принадлежала культура древнего Элама и доарийская цивилизация долины Инда (Мохенджо Даро и Хараппа) III-II тысячелетий до н.э. Как уже говорилось, их предки были белыми, и исконный европеоидный тип сохранился у некоторых дравидских народов (например, у Тода) до сих пор. Когда-то они входили в ностратическую общность и пришли в Иран и Индию за много тысячелетий до н.э. Наиболее близкими к дравидским лингвисты считают угро-финские языки, и это не должно нас удивлять, если мы вспомним, что угро-финские племена в кельтеминарскую эпоху (IV-III тысячелетие до н.э.) населяли Среднюю Азию. Г. фон Глазенап полемизирует с теми авторами, которые наивно думали, будто дравиды были дикарями, которых легко покорми арийцы, носители высшей культуры. Высокий уровень развития дравидских языков и богатство собственных слов из области культуры свидетельствуют о наличии у дравидов развитой цивилизации. В Ригведе часто упоминаются крепости дасью, а это заставляет сделать вывод, что дравиды, в отличие от кочевников-ариев, уже жили в городах. Веды приписывают им культ лингама, а также почитание змеевидных божеств (впрочем, не чуждое и самим Ведам). Из современного индуистского пантеона явно дравидское происхождение имеют богиня-мать Дурга и чернокожий бог Кришна. Вероятно, дравидское происхождение имеет и обряд пуджа, не известный Ведам. Тот факт, что целый ряд выдающихся мыслителей позднейшей эпохи – Шанкара, Рамануджа, Мадхва и др. были дравидами, заставляет предположить, что дравиды издавна имели философскую жилку. Однако, предостерегает Глазенап, мы зашли бы слишком далеко, если бы безоговорочно приписали дравидам, как это делают некоторые авторы, и философские теории кармы и переселения душ, чуждые Ведам: возможно, эти представления развились лишь в позднейшее время, и были столь же чужды древним дравидам, как и ариям древнейшей эпохи. [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.39-41. ] Косвенным доказательством высокого уровня дравидской цивилизации служит и описание столицы ракшасов на острове Ланка [Три великих сказания древней Индии, стр.17.] в индийском эпосе «Рамаяна», являющемся отголоском борьбы арийцев с дравидами. Во всяком случае только народ высокой культуры мог оказать столь сильное влияние на религию арийцев, иначе оно необъяснимо. Ведические арии не знали ни идолопоклонства, ни храмов [Дж.Неру, цит.соч., стр.80. С.Радхакришнан, цит.соч., стр.87.]. Все это расцвело пышным цветом уже позже именно под дравидским влиянием. Не случайно и в наши дни большие храмы, посещаемые миллионами паломников, типичны для южной, а не для северной Индии. [Н.Р.Гусева. Индуизм, стр.181. ] Н.Р.Гусева не без оснований связывает с религией дравидов культ Шивы и неотделимый от него шактизм – культ богинь-матерей. [Там же, стр.56.] В Ведах шива – название одного из неарийских племен. Бога Шивы, писал И.И.Иванов, совсем не знали арийцы, пока жили по Инду. Даже такого имени нет в песнях Ригведы. Бог этот отчасти неарийского происхождения. Правда, во многом он похож на старое арийское божество молнии и бури Рудру. Арийцы, это красивое, белое, стройное племя не могло представлять своих богов в безобразном виде. Шива изображался существом ужасным, диким, волосатым, кровожадным, с ожерельем из черепов. [И.И.Иванов. Рассказы о старине. IV. Индусы, вып.2. М., 1907, стр.41-42.] Некоторые элементы шиваитской иконографии находят в изображениях на печатях доарийской цивилизации долины Инда, к религии которой возводит шиваизм Дж.Маршалл, объявивший его древнейшей из религий мира, сохранившихся до нашего времени. [Н.Р.Гусева, цит.соч., стр.55.] Символом Шивы был бык-производитель, а связь культа быка с культом богинь-матерей мы можем проследить вплоть до восточного Средиземноморья, до культуры Крита. То же самое наблюдалось и в Индии, причем «трактовка женского начала как существующей во Вселенной реальности, без которой немыслимо проявление созидательной энергии мужского начала, вошла в индуизм из религиозно-философских представлений доарийских народов» [Там же, стр.92.] вместе с Шивой. В этой трактовке – суть шактизма (от слова шакти, обозначающего и женское божество и энергию, им придаваемую). В качестве супруги (шакти) Шивы выступает Дурга (Кали), тоже богиня дравидского происхождения (ее дравидское имя Эламма), подстать ему по характеру: она любит опьяняющие напитки, мясо и кровавые жертвы. [Там же, стр. 100-101.] Дравидские культы вообще отличались жестокостью. Еще один дравидский бог в индуистском пантеоне – Кришна, по мнению Н.Р.Гусевой, лицо историческое, обожествленный правитель одного из темнокожих народов, с которым арии столкнулись в области Матхуры, до сих пор остающейся главным центром кришнаизма. [Там же, стр.107.] Кришна – «черный» – буквальный перевод на санскрит имени дравидского бога плодородия Майона. Ну а поскольку речь идет о боге плодородия, понятна та изрядная доза сексуальной озабоченности, которой окрашен образ Кришны. Именно Кришна учит Пандавов в Махабхарате применению коварных приемов и обману. Резко отрицательно относится к Кришне, как к неарийскому внедренцу, С.Радхакришнан, [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.422.] сам названный в его честь. Однако Кришна прочно утвердился в индуизме как воплощение бога Вишну. В Индии каждое божество имеет животного-носителя – вахану. Ваханой Вишну является змея. Вероятно именно это обстоятельство привлекло к Вишну внимание сионских мудрецов, которые объявили в своих протоколах, что их царство будет апологией божка Вишну. Во исполнение этого пункта программы сегодня во всем мире усиленно насаждается секта кришнаитов, прововедующая, что патриотизм – это болезнь, что возможны сексуальные отношения с богом и что единственным достойным занятием является распевание под гипнотизирующую индийскую музыку гимна «Харе, Кришна, харе Кришна». План превращения гоев в блаженных идиотиков, насколько позволяют обстоятельства, внедряется в жизнь. Однако осуждение этой практики кришнаитов можно найти в самой вишнуитской литературе. В «Вишну-пуране» сказано: «Те, которые отказываются от выполнения своих обязанностей и сидят, произнося «Кришна, Кришна», на самом деле враги Бога и грешники. Даже сам бог рождается в мире для торжества справедливости». [Там же, стр.486. ] Мы отвлеклись от религии Вед, поскольку речь зашла о странном превращении асуров, и вообще необходимо было поставить предупредительный знак «осторожно, дравиды!», прежде чем прослеживать дальше развитие этой религии, которое характеризуется не одними лишь дравидскими заимствованиями. Со временем все более усложнялись представления о Боге, о сотворении мира, о посмертной судьбе человека. Собственно, уже представления ведических ариев о сотворении мира были достаточно сложными, настолько сложными, что по сравнению с ними еврейско-христианский миф о сотворении мира в 6 дней кажется верхом примитивизма. В знаменитом космогоническом гимне (Ригведа, X.129) говорится, что вначале не было ни сущего, ни не-сущего, ни неба, ни дня, ни ночи, ни смерти, ни бессмертия, а было нечто Единое (тад экам), порожденное теплом и окруженное пустотой. Начальным импульсом было желание. Но никто не может поведать, откуда возникло это мироздание, потому что боги появились уже после. Знает только тот, кто наблюдал это с высшего неба, а может быть, и он не знает. Впоследствии Шатапатха-брахмана разъясняла этот гимн так, что первоначало, которое нельзя назвать ни сущим, ни не-сущим, которое как бы было и как бы не было – это мысль. Будучи созданной, она пожелала стать явной, более ясно выраженной, с более четким обликом, предалась тапасу (в период брахманов под этим понимался уже аскетизм и йогическая практика) и достигла своей цели. Но толкование брахманов уже можно считать перекосом мысли, возникшим под влиянием логического соблазна, тоже вышедшего из недр дравидского мира, соблазна, при котором аскет отключает себя от окружающего мира и творит свой собственный, который и воспринимает как единственную реальность, а все остальное – как иллюзию. Такая подмена реального мира иллюзорным оказалась для индийской мысли роковой ловушкой. Враг рода человеческого очень любит увлекать человека из мира сего в мир иной. И Индия поддалась на этот соблазн. И вот печальные плоды: «Опустошения, производимые сотрясающими страну эпидемиями чумы и холеры; малярия, истощающая жизненную энергию нации; недоедание и полуголодное существование, ставшее чем-то естественным; смертоносный голод, часто начинающий свой трагический танец; гигантское поле нищеты и болезней, огромное поле, подготовленное для кремации и усеянное мертвыми костями, единственным, что осталось от надежд, активности, радости, мужества, а в середине этого поля восседающий в блаженном безмолвии йог, погруженный в глубины духа, не имеющий иной цели, кроме мокши» (освобождения от оков материи). [В.С.Костюченко. Вивекананда. М., 1977, стр.157. ] А ведь сначала в Индии преобладало совсем иное настроение. «Древние арии ведической эпохи обладали такой жаждой жизни, что обращали мало внимания на душу. У них было какое-то туманное представление о существовании загробной жизни», [Дж.Неру, цит.соч.,стр.80.] которая была для них лишь бледной заменой радости этого мира, [H.v.Glasenapp,цит.соч., стр.75.] как и для древних греков. Именно эта привязанность к земному и породила, как считает Глазенап, полную надежды и утешительную веру в переселение душ, в многократность земного существования. [Там же, стр.98.] Вряд ли правильно связывать эту веру с дравидским влиянием, хотя она могла быть и у дравидов: ведь мы встречаем ее и на противоположном крае арийского мира, у кельтов, а также у ряда греческих мыслителей, у фракийцев и у ятвягов – народа, с которым воевали киевские князья (он считается литовским, но скорее это были ассимилированные литовцами венеты). И хотя Геродот называет первооткрывателями идеи египтян (II.123), вряд ли можно выводить все ее проявления из Египта. Более вероятно, что она существовала еще на ностратическом уровня. В отличие от более поздней индийской философии, в Брахманах, в период составления которых еще не иссякла арийская жизнерадостность, перерождение на земле порой рассматривается как благо, а не как зло, которого следует избегать. Оно обещано как награда. [С.Радхакришнан,цит.соч., стр.109.] Но окончательно формулируется представление о переселении Душ в Упанишадах, где оно увязывается с идеей кармы – неизбежного воздаяния за все добрые или дурные поступки, совершенные в предыдущей жизни. В Чхандогье-упанишаде говорится: «Тот, кто ведет в этом мире жизнь в радости, достигнет радостного лона – брахманова лона, кшатриева лона либо лона вайшьи. Тот же, кто ведет в этом мире жизнь пагубную, достигнет дурного лона – лона собаки, лона свиньи либо лона чандалы». Однако, С. Радхакришнан полагает, что животные попали в круг перерождений из верований местных племен (сходны с египетскими), в то время как в учении знаменитого Яджнявалкьи о них не упоминается. [Там же, стр. 210. ] Я не могу не согласиться с мнением С. Радхакришнана: «Теория перерождений, несомненно, более удовлетворительна, чем теория абсолютного уничтожения или вечного воздаяния. Она позволяет объяснить явный моральный беспорядок и хаос страдания». «Закон кармы требует от нас, чтобы мы отказались от всяких представлений о божественном покровительстве, капризах и произволе. Трудно примирить душераздирающие страдания жизни с верой в любящего бога. Страдание мира понятно только на основе гипотезы о карме». [Там же, стр. 212-213, 387.] Г. фон Глазенап тоже признает основательность доводов индийских мыслителей, потому что «ни одна другая теория бессмертия не дает такого простого ответа не только на вопрос “что будет после смерти?”, но и на вопрос “почему бывает именно так, а не иначе?”». [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.94.] Чешские авторы, написавшие книгу «Боги, брахманы, люди», тоже считают, что учение о карме «удовлетворительно (случай уникальный) разъяснило одну из актуальнейших проблем всех времен – вопрос о причине зла и страданий в мире. Проблема наследственного греха, вопрос о противоречии между всезнанием и всемогуществом единого бога-творца и господством зла во вселенной, об избранности и отвержении и другие дилеммы христианства для индусов не существовали. Еще и сейчас многие люди на Западе принимают идею кармы с горячей симпатией, отдавая ей предпочтение перед статичным пониманием христианского рая и ада с его невозможностью ответить на этические вопросы, вытекающие из мгновенности, единственности и неповторимости жизни». [Боги, брахманы, люди, стр.52. ] Ученик Н.К.Рериха А.Клизовский резко критиковал замену истины ложью, происшедшую в христианском учении, из которого «была изъята жемчужина – непрерывность жизни – личная вечность, изъят был смысл жизни и вместо этих ценностей была дана бессмысленнейшая теория вечных мук или вечного блаженства за дела одной короткой жизни. Возможность вечного мучения за одно мгновение, чем, в сравнении с вечностью является человеческая жизнь, делает христианское объяснение смысла жизни неудовлетворительным и неприемлемым. Человеческий разум... вопреки здравому смыслу делает вид, что принимает мировоззрение, которое проповедует как истину величайшую несправедливость и самую чудовищную жестокость». [А.Клизовский. Основы миропонимания новой эпохи, т.I, Рига, 1934, стр.11-12.] «Исключив доктрину перевоплощений из своих верований, современный мир лишил себя своих лучших надежд и упований, свою жизнь лишил смысла, а своего бога справедливости». [Там же, стр.135.] Но А.Клизовский тоже предостерегает против примитивных представлений о реинкарнациях, потому что «переселение души человеческой в растение или животное и из животного и растения опять в человека есть явный абсурд, есть жалкое человеческое измышление, не имеющее ничего общего с законами эволюции и развития жизни». [Там же, стр.123. ] Индийская теория кармы и перевоплощений лучше любой другой объясняет индивидуальные несчастья (будь с ней знаком Ф.М.Достоевский, его не мучили бы вопросы Ивана Карамазова), но Индия не знает главный источник зла, не знает Дьявола. [Боги, брахманы, люди, стр.316.] Иран лучше всех знал Дьявола, но не знал перерождений и кармы. Объединение этих двух идей на иранской почве я вменяю в заслугу Мани, хотя у меня и воротит с души от того пессимистического соуса, которым он полил свое творение. Только при соединении этих идей получится религия, которую можно назвать идеальной. Однако бессмертие, чередующееся со смертями, справедливо не казалось индусам достаточно привлекательной перспективой. Они стали искать выхода из круговорота рождений и смертей, именуемого сансарой, и этот поиск стал главным направлением индийской религиозной мысли. Просвет заметен уже в Катха-упанишаде: «Тот, кто живет неразумно, без мыслей, кто всегда запятнан, тот не достигнет того места и вернется в сансару, но тот, кто живет разумно, с мыслями, кто никогда не запятнан, тот достигнет того места, откуда не рождаются вновь». Что же это за место? В поисках первоосновы бытия, индийские мыслители пришли в Упанишадах, называемых также Ведантой, т.е. завершением Вед, к понятию двуединой сущности этой первоосновы, выражаемой терминами атман и Брахман. Эти категории – важнейшие в индийской религиозной философии, именно через них индусы пришли к монотеизму. Атман и Брахман – постоянная тема бесед и споров индийских мудрецов в Брахманах, Араньяках и Упанишадах. В «Татападха-брахмане» говорится: «Пусть почитают этот, состоящий из мысли атман». «Я стану этим атманом, покинув этот мир». Можно подумать, что атман – это посмертная форма чисто духовного существования. Но в «Айтарейе-араньяке» «земля, ветер, воздух, воды, небесные тела – все это атман... Все возникает из него. Все завершается в нем». Атман в животных достигает большей чистоты, чем в растениях, в человеке – большей, чем в животных. Здесь атман уже – мировая сущность, находящая все более чистое выражение по мере развития живой природы и выделения из нее человека. Классический диалог происходит в Чхандогья-Упанишаде между Уддалакой и его сыном Шветакету. Уддалака просит сына разломить плод смоковницы, потом зерно внутри него и спрашивает: «Что видишь ты?». «Ровно ничего, господин». «Это тонкая часть, которой ты, дорогой мой, не замечаешь. Из нее, дорогой мой, из этой тонкой части, возникла вся эта большая смоковница... Эта тонкая часть есть весь мир, это – истина, это – атман, это ты, Шветакету» (Тат твам аси). Таким образом, атман первоначально – индивидуальная человеческая душа, позже – всеобщая душа, абсолютное сознание, первичная реальность в ее субъективном выражении, тогда как объективным выражением той же первоосновы является первичная субстанция, Брахман. «Брахман – перворождение этой вселенной», – говорится в Шатапатхе – брахмане. «Брахманом был вначале этот мир. Он создал из себя богов». «То, что названо словом Брахман, тождественно пространству вне человека, внутри человека и в сердце», – поясняет Чхандогья-упанишада. «Этот мир есть Брахман». И одновременно – «атман есть Брахман». Если попытаться дать краткое резюме, то Брахман – субстанция мира, а атман – душа мира. То и другое находится в неразрывном единстве. Этот мир, все предметы и явления природы, в том числе человек, вышли из Атмана-Брахмана; всему в этом мире уготован возврат в лоно атмана-Брахмана. Этот круговорот бытия может быть прекращен: человек (его душа) может безвозвратно уйти в субстанцию, слиться с атманом-Брахманом, раствориться в нем. В этом состоит цель существования человека вообще. [Древнеиндийская философия, стр.17.] Брихадараньяка-упанишада описывает это состояние так: «Как тот, кого обнимает любимая женщина, перестает осознавать, что снаружи, а что внутри, так и тот, кого обнимает атман познания, перестает осознавать, что снаружи, а что внутри. Он в таком состоянии, в котором все его желания исполнились, атман его единственное желание, нет больше ни желаний, ни забот. Тогда отец больше не отец, мать не мать, миры не миры, боги не боги, Веды не Веды. Тогда вор больше не вор, убийца не убийца, отверженный не отверженный, шандала не шандала, нищенствующий монах не нищенствующий монах, аскет не аскет. В этом состоянии он не думает больше ни о заслугах, ни о грехах, потому что все заботы его сердца остались позади». Знаменитый А.Швейцер, будучи замшелым христианином, назвал это состояние «умиранием в мертвом боге», [A.Schweizer. Das Christentum und die Weltreligionen. Munchen. стр. 34.] но он просто не мог подняться выше представлений о человекообразном боге, которые индусы считают примитивными. С.Радхакришнан писал: «Антропоморфические идеи должны исчезнуть. Они дают вам заменителя бога, а не истинного живого бога... При всей эмоциональной ценности личного бога истина выдвигает другой образец и требует другого объекта поклонения». «Личность – это ограничение, но поклоняться можно только личному богу». С.Радхакришнан сознавал, что «религия без личного бога может существовать лишь для немногих строго логически мыслящих людей, которые хотят довести свои принципы до крайних выводов». «Такая религия кажется человеку, который не дошел до нее и не почувствовал ее могущества, слишком холодной или слишком умственной, зато ни одна другая религия не может быть оправдана с философской точки зрения». [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.75, 77-78. ] Монотеизм Упанишад, принявший форму имперсонализма, был действительно религией интеллектуалов-брахманов, но не народных масс. Чтобы приобщить народ к монотеизму, в Махабхарату была сделана вставка, популярно излагающая учение Упанишад. Изложено оно устами Кришны, но в данном случае можно отвлечься от всех отрицательных черт этого персонажа, поскольку названную вставку вполне можно рассматривать совершенно независимо от контекста Махабхараты. Речь идет о знаменитой Бхагавадгите. Когда перед решающей битвой на Курукшетре вождь Пандавов Арджуна объезжал свои войска, он вдруг не ко времени впал в пацифизм. «Не нахожу я, говорит, блага в убийстве своих родных. Их убивать не желаю, даже за власть над тремя мирами, не то, что за блага земные». Ну тут Кришна, который управлял его боевой колесницей, и врезал ему по мозгам. «Не скорбит познавший ни о живом, ни об усопшем, – стал поучать Арджуну Кришна. – Ибо я был всегда, также и ты, и эти владыки народов. И впредь все мы пребудем вовеки». «Кто думает, что он убивает, или кто полагает, что убить его можно, оба они не знают: не убивает он сам и не бывает убитым». «Он никогда не рождается, не умирает; не возникая, он никогда не возникает; не рожденный, постоянный, вечный, он древний, не умирает, когда убито тело. Как обветшавшие сбросив одежды, новые муж одевает иные, так обветшавшие сбросив тела, в новые входит иные носитель тела». Нетрудно выявить источник, по которому, не глядя, шпарит Кришна. Это Катха-упанишада: «Просвещенный ни рождается, ни умирает, он ни возникает откуда-либо, ни становится кем-либо. Нерожденный, постоянный, вечный, изначальный, он не может быть убит, когда убивают тело. Если убивающий думает, что убивает, если убитый думает, что убит, то оба они не распознают истины – он ни убивает, ни убиваем». Арджуна пытается возражать: «Если ты ставишь мудрость выше действия, то почему к ужасному делу ты меня побуждаешь?» В ответ Кришна развивает другую известную мысль индийской философии. «Не начинающий дел человек бездействия не достигает и не таким отреченьям он совершенства достигнет». Кришна дает Арджуне совет: «Всегда совершай без привязанности должное дело». Бери пример с меня: «Нет цели, которой бы я не достиг, и все ж я дела совершаю». «Исчезли бы эти миры, если бы дел не свершал я». «Как поступают невежды, привязавшись к делу, так непривязанно, знающий пусть совершает дела для целокупности мира». «Знающий да не смущает мысли невежд, привязанных к делу». «Он, хоть и занят делами, но ничего не свершает». «Выполняя действия только телом, он в грех не впадает». Здесь уже просматривается логическая установка, для которой состояние сознания важнее внешних действий. Однако Кришна резко выступает против крайностей йогизма: «Люди, творящие ужасное умерщвление плоти, не предписанное законом, полные самости, лицемерия, похоти, страсти, насилья, безумные терзают в собственном теле стихии также меня, сущего в недрах их тел». Кришна, предстающий перед Арджуной, как воплощение высшего божества, много говорит о закономерностях перерождений и об их наилучшем исходе: «Приблизясь ко мне махатмы, достигшие полного совершенства, не получают снова рождения в преходящей обители бедствий. Миры, включая мир Брахмы, подлежат возрождению. Кто же меня постигает, не возвращается вновь». Бхагавадгиту до известной степени можно считать философ ской основой индуизма вообще. [Боги, брахманы, люди, стр.79.] По ней лучше всего знакомиться с индуизмом тем, кто не намерен углубляться в его дебри, в которых очень легко заблудиться. Ее называют Новым заветом индуизма [Там же, стр.56.], но это Евангелие особого рода – Евангелие действия [Sri Aurobindo. Essays on the Gita. стр. 27.], как называет его Ауробиндо, мощное выражение арийской мужественности, [P. du Breuil. Zarathoustra et la transfiguration du monde. стр. 39.] по определению П. дю Брейля. В ней выступает не трудно понимаемый абстрактный и безличный бог, а бог во плоти, в человеческом образе, но не идущий покорно на крест, а управляющий боевой колесницей, зовущий к битве, к победе. Сами индусы, конечно, не называют свою религию индуизмом. Они употребляют сложный термин варнашрама, состоящий из двух частей. Первая из них – варна. Речь идет о всем хорошо известной кастовой системе индусов, восходящей к гимну Ригведы (X.90), в котором описывается принесение богами в жертву космического гиганта Пуруши (в германской мифологии – Имир). Из его уст возникли брахманы, из рук – кшатрии, из бедер – вайшья, из ног – шудры. Сословие священнослужителей брахманов занимало высшую ступеньку в индийской иерархии. Они ставили себя даже выше богов [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.83.], то-есть впадали в совершенно явный грех гордыни, накачавшись йогой. Господство брахманов закреплялось т.н. Законами Ману, приписывавшимися единственному человеку, который спасся от потопа (Шатапатха-брахмана). По этим законам брахманам установлено от бога обучение Ведам и изучение их, принесение жертв за себя и за других, а также дача и получение милостыни. Но, не надеясь только на бога, брахманы пожаловали второе место кшатриям (ср. иран. хшатра), военному сословию, которому бог указал охрану подданных, а также дачу милостыни, жертвоприношение, изучение Вед и умеренность в наслаждениях. Законы Ману гласили (IX.322): «Кшатрии не благовенствуют без брахманов, брахманы не благоденствуют без кшатриев; брахманы и кшатрии, будучи крепко соединенными, благоденствуют и в этом мире и в будущем». Название третьего сословия вайшья происходит от общего индо-иранского корня, соответствующего нашему «весь», и обозначает весь остальной народ, точнее всех остальных арийцев. Им поручалась пастьба скота, дача милостыни, изучение Вед, торговля и ростовщичество. «Но только одно занятие Владыка указал для шудры – обслуживание этих каст со смирением» (I.91). Шудры – покоренные неарийские народы. Я уже говорил, как перетолковывается система варн современными индуистами. Но это делается теперь задним числом, а в свое время она нанесла много вреда индийскому обществу, стала причиной застоя в развитии и, как говорил Рам Мохан Рай, «лишила индусов чувства патриотизма». [В.С.Костюченко. Вивекананда, стр.29.] В любом случае, имея на исторической совести такое пятно, как кастовую систему, индуизм не может претендовать на роль альтернативы христианству. Менее известны ашрамы, этапы жизни, которые по очереди проходит индус высших каст. На первом из них он как брахмачарин живет в доме учителя и изучает Веды (минимальный срок обучения 12 лет, максимальный – 48!). Второй этап – грихастха, семейная жизнь. Третий этап, когда дети выросли и появились внуки, – ванапрастха, отшельническая жизнь в лесу, последний этап – санньяси, переход на положение нищенствующего монаха. Со времен Упанишад из ведического пантеона выделилась верховная троица, которая господствует до сих пор, – Брахма, Вишну и Шива. Брахма в этой троице – абстрактное и безличное первоначало, нечто вроде христианского Святого духа. В Индии почти нет его храмов. [Н.Р.Гусева, цит.соч., стр.75.] Вишну и Шива – персонифицированные боги, и подавляющее большинство индуистов делится на вишнуитов и шиваитов. Огромная популярность Вишну объясняется прежде всего тем, что это бог, не витающий где-то высоко над землей, а периодически принимающий земной образ, чтобы вознаградить праведных и покарать зло. Любимые народом герои обоих индийских эпосов, Рама и Кришна, считаются воплощениями Вишну. В Бхагавадгите Кришна проповедует Арджуне как наилучший путь спасения любовь к богу (бхакти), полную отдачу себя во власть божественного милосердия. Такие настроения сродни христианским и среди вишнуитов преобладают верующие эмоционального склада. [Боги, брахманы, люди, стр.76.] В Индии говорят, что культ Кришны – это культ женщин. [Н.Р.Гусева, цит.соч., стр.244.] Женщины в свое время сыграли важную роль в распространении христианства, на женщин делают ставку и современные сионо-масонские ловцы душ, слепым орудием которых являются западные кришнаиты. Вишнуизм больше распространен на севере Индии, т.е. в индо-арийских землях. [Там же, стр.24.] Отличительные знаки вишнуитов – белая и красная двузубая и трезубая вилка и черная точка на лбу. Бороду и усы они бреют, волосы стригут, оставляя на макушке длинную прядь. Вишнуиты уделяют больше внимания внешним обрядам и, не желая выставлять свои чувства перед чужими, закрывают доступ в свои храмы не только неиндуистам, но даже брахманам, если они не вишнуиты. [Боги, брахманы, люди, стр.77, 286. ] Шива, как уже говорилось, бог дравидов, и не случайно культ Шивы охватывает, в основном, дравидский юг Индии. [Там же, стр.286. Н.Р.Гусева, цит.соч., стр.24.] Шиваизм предпочитают индусы с более высокими интеллектуальными запросами и с аскетическими наклонностями. [Боги, брахманы, люди, стр.76.] Шиваиты носят желтые одежды, не стригут волос, их знаки – трезубец и горизонтальные полосы. Они отличаются большей терпимостью, их храмы открыты для посторонних. [Там же, стр. 286. ] В рамках индуизма мирно сосуществуют шесть ортодоксальных школ, т.н. даршан. Христианам, привыкшим резать друг друга по самому ничтожному поводу, просто невозможно представить себе, как люди могут уживаться в рамках одной системы при столь разных взглядах. В V в. до н.э. сложилась система миманса, которую приписывают Джаймини. Абсолютным авторитетом для этой школы, как и для других, являются вечные и несотворенные Веды. Она стоит на точке зрения нерушимости закона кармы и неотвратимости возмездия, отрицает существование высшего божества, управляющего миром, и первоначально не имела учения о спасении. [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.140-141.] Оно развилось лишь позже в тесно связанной с ней системе веданта, называемой также уттара-мимансой, т.е. высшей мимансой. Веданта стремилась соединить в одно целое учения Упанишад. Согласно веданте, в мире существует только одна реальность – абстрактный мировой дух Брахман, не имеющий никаких свойств и не поддающийся никаким определениям. Брахман не имеет начала, он никем не создан, он сам – основа творения, без него не могли бы иметь место наблюдаемые в природе закономерность и целесообразность. Человек – тоже проявление Брахмана. Брахман – существо всеблагое. Многообразие наблюдаемого нами мира – результат нашего неведения (авидья). Наши чувства, разум, тело являются орудиями самообмана, оковами, мешающими познанию истины. Отдельных предметов и самостоятельно существующих душ нет, – они плод нашего заблуждения. Освобождение человека от неведения, а тем самым прекращение перерождений, состоит в познании иллюзорности мира, в познании его тождества с Брахманом и в слиянии с ним. [А.Н.Кочетов. Буддуиэм. М., 1965, стр.37-38. ] Провозгласив объективный мир иллюзией (майей), индийская мысль вступила на очень опасный и скользкий путь. Теория майи не случайно впервые встречается в шиваитской Шветашватара-упанишаде, [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.148.] – арийский дух, заколдованный дравидскими чарами, начинает с этого момента двигаться, как в трансе. Дж.Неру утверждает, что майя неправильно переводится как «иллюзия». Правильней назвать ее относительным существованием. [Дж.Неру, цит.соч., стр.196.] По С.Радхакришнану, майя – это наименование отрицательного начала, посредством бесконечного волнения и непрестанного беспокойства дающего толчок всеобщему становлению. Даже Бог содержит в себе элемент отрицания или майю, хотя и управляет ею. Майя – это сила с помощью которой Бог может создавать изменчивую природу. [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.24,461,466.] Но прямее всех выражается Иогананда: «Майя – это магическая сила в творении, благодаря которой в Неизмеримом и Нераздельном возникают кажущиеся ограничения и разделения. Человек, как смертное существо, находится под властью майи, принципа относительности, отрицания, контраста, противоположных состояний. Древние пророки имели в виду майю, когда говорили о Сатане». [Paramhansa Yogananda. Autobiography of a Yogi. стр. 46. ] Таким образом, майя выступает в индуизме как синоним отсутствующего в нем дьявола. Но на самом деле дьявольской была как раз идея майи, меняющая местами реальный мир и иллюзорный. Особое место в индуизме занимает школа санкхья, родоначальником которой считается легендарный мудрец Капила. Эта школа оказала сильное влияние на буддизм. Согласно санкхье, существование бога-творца недоказуемо. Единый всемогущий и всеблагой бог мог бы создать только благо. Мир же полон зла. Причина заключается в том, что существуют две вечные и различные субстанции: чисто духовные, недеятельные и неизменные индивидуальные души (пуруши) и бездуховная, но активная праматерия (пракрити). Материальному миру свойственны страдания и изменения, душа сама по себе свободна от них, но, движимая незнанием, она увлекается материальными оковами и смешивается с телом, а это приводит ее к страданиям. Высшая цель человека – устранение страданий. Жертвоприношения здесь не помогут. Единственный путь спасения – отречение от чувственного мира и осознание абсолютного отличия духа от материального мира. [А.Н.Кочетов, цит.соч., стр.40-41.] Учение санкхьи – чистейшей воды гностицизм. В паре с санкхьей обычно называется иога, приписываемая Патанджали. В отличие от санкхьи, иога признает высшего бога и указывает человеку приемы, которыми он может достичь спасения. Иога у нас особенно модна, и ее часто путают с индуизмом вообще, тогда как на самом деле она всего лишь дравидский нанос на индуизме. У нас многие накинулись на иогу в жажде обрести сверхестественное могущество и, не обретя его, разочаровались в «индуизме», хотя индуизма они по-сути и не узнали, поскольку их не интересовала ни его философская глубина, ни его сущность, ни его история. Меньшее значение имели две другие школы – ньяя и вайшешика. Сторонники первой из них признавали реальность двух видов духовного начала в мире – бога и души. Бог считался единым, всемогущим, всеведущим, вездесущим и вечным творцом и руководителем мира, личным существом, обладающим бытием, познанием и блаженством (сат, чит, ананда). В причине они видели особую субстанцию. Согласно учению вайшешиков, мир состоит из атомов, которые соединяются в предметы по воле бога. Душу, существующую независимо от бога и материи, обе школы считали вечной, а осознание этой истины – путем к спасению. [Там же, стр.38-40. ] Таким образом, оставаясь в рамках ортодоксального индуизма, можно было признавать или отрицать бога, считать мир реальностью или иллюзией, быть имперсоналистом или верить в личного бога. Христианам такая свобода не снилась. Шесть перечисленных даршан считались ортодоксальными, потому что признавали авторитет Вед. Не признавали Веды материалисты-локаятики, буддисты и джайны. Особый круг религиозной литературы неведического происхождения составляют т.н. тантры. Их очень много, около 200. Тантризм оказал сильнейшее влияние и на вишнуитов, и на буддистов, но в основе своей он связан с культом Шивы и женских божеств-шакти, уходящим своими корнями в дравидский мир, но не чуждый и Ведам, в которых, как говорилось выше, сохранилась очень древняя прослойка, восходящая к эпохе матриархата и почитания женских божеств, почему Д.Чаттопадхьяя и не считает возможным рассматривать ритуальное акцентирование сексуального союза в ведической литературе как неарийское верование [Дебипрасад Чаттопадхьяя. Локаята даршани. М., 1961, стр.94.] и в этом он прав. Большинство тантр составлено в форме диалогов между Шивой и Дургой. Веды в основном все же памятник религии строго патриархального общества, в тантрах и шактизме на первый план выступают женские божества. Шактизм не признавал каст и несомненно был идейным оружием покоренных ариями народов. Те же элементы, что в санкхье, присутствуют и в тантрийской космогонии, пуруша и пракрити, но в ней они не дух и материя, а мужское и женское начало, через союз которых была создана Вселенная. [Там же, стр.72.] Индуистское первоначало, Брахма, имеет, согласно тантрийскому толкованию, статический (Шива) и кинетический (шакти) аспекты. Все земное – творение шакти. Шактизм очень хорошо выправлял тот крен, который создавался ведантой и йогой. Он утверждал, что человек божествен по своей сущности и един с Духом Вселенной. Его ум и тело со всеми их функциями – божественны, не только от того, что они проявление Силы Бога (Шакти), но они сами и являются этой силой. В естественных функциях организма нет ничего низменного или нечистого для сознания, которое распознает их, как Шакти. Говорить, что материя низка и греховна по сути своей, значит клеветать на эту Силу. Только невежественное и поистине низменное сознание может рассматривать естественные функции, как непристойные. Раз реальность мира исходит из Абсолюта, то тело перестает быть препятствием к Освобождению, так как оно является формой того же самого Абсолюта. Нет реального противоречия между Духом и Природой, являющейся орудием проявления Духа. Шактизм возвращал в этот мир беглецов, увлекаемых йогами-крысоловами. В свете вышесказанного понятен вроде бы вовсе не религиозный обряд шактистов, известный под названием чакрапуджа, в котором главную роль играют 5М (панча макара): вино (мадхья), мясо (мамса), рыба (матсья), хлебные зерна (мудра) и половые сношения (майтхуна). В роли шакти в этом ритуале могла выступать собственная жена каждого из участников или другая женщина. Под благотворным влиянием тантризма и индийские боги заговорили иным языком, нежели Законы Ману («Природа женщин в этом мире вредоносна для мужчин», – II.213) или Махабхарата («Женщины продляют ткань сансары» – Мокшадхарма, 213.7), и вот уже Вишну поучает одного тупого аскета: «Хотя ты знаешь Веду, ты совершаешь преступление, которого не совершает даже убийца. Женщины есть пальцы природы и драгоценные камни мира. Мир Брахмы – мир радостей. Зачем ты укротил свои страсти? Если женщина неожиданно воспылает любовью к мужчине и придет к нему, мечтая о соединении с ним, мужчина, пусть он и не испытывает к ней страсти, не должен отвергать ее. Если же он отвергнет ее, то в этом мире навлечет на себя различные несчастья, а в том мире попадет в ад. Мужчину не оскверняет связь с женщиной, добровольно ищущей его общества, даже если она куртизанка или замужем». [Боги, брахманы, люди, стр.166. ] Кризис индуизма привел к тому, что начиная с III века до н.э. роль главной религии в Индии стал играть буддизм. Индуизм был оттеснен на задний план, но не уничтожен (уничтожение религий – не в индийском обычае). Прошла чуть не тысяча лет, прежде чем индуизм снова собрался с силами и отвоевал первое место. В устойчивости индийской традиционной религии, в отличие от греко-римской, немаловажное значение имел тот факт, что «ни одна древняя цивилизация не обходилась столь малым числом рабов, ни в одном из древних сводов законов не проявлялась такая забота об их правах, как в Артхашастре». [А.Бэшем, цит.соч., стр.15.] Поэтому в Индии не образовалось той лишенной корней безродной массы, которая дала на Западе успех христианству. Главными деятелями индуистской контрреформации были Кумарила и Шанкара. Кумарила действовал в первой половине VIII в. н.э. и был представителем школы миманса. Он ввел в мимансу учение о спасении, но по-прежнему отрицал существование бога, создавшего мир и управляющего им. Кумарила отстаивал непререкаемый авторитет Вед и путешествовал по всей Индии, выступая с резкими нападками на буддистов и натравливая на них светских правителей. Еще более велико значение Шанкары (788-820 г.), окруженного огромным почетом в современном индуизме. Он происходил из семьи дравидских брахманов Намбудири и за свою короткую жизнь успел обеспечить решающий перелом в сторону индуизма. Он боролся с буддизмом его же оружием – путем создания монашеских орденов. Он унифицировал индуистское богослужение, установив ежедневное почитание в каждом доме пяти главных богов – Вишну, Шивы, Дурги, Ганеши и Сурьи. Он разработал систему адвайта-веданты, оказавшую очень большое влияние на духовную жизнь Индии. По его учению, есть два знания – одно для философски необразованных людей, другое для духовно просвещенных. Низшее знание пассивно воспринимает священное писание, высшее – объявляет весь разнообразный мир иллюзией. Истинная реальность – вечный, неизменный абсолют, Брахма. Отдельная душа кажется индивидуальным существом только под действием обмана, майи, на самом деле она тождественна с вечным Всеединым. Мудрец, который осознает свое единство с неизменной первоосновой всего бытия и понимает, что все разнообразие и все страдания земной жизни – лишь иллюзия, порожденная незнанием, достигает спасения. Таким образом, внутри индуизма возобладали «иллюзионисты» (майявадины), хотя с ними вели упорную борьбу вишнуиты – сторонники учения Мадхвы. Долгие столетия провела Индия под мусульманским господством. Многие индийские арийцы изменили вере своих предков, но основной массив индуистов устоял, и со временем начались поиски общей религии, которая объединила бы и индуистов, и мусульман. Самые знаменитые попытки были предприняты поэтом Кабиром; Нанаком, основателем секты сикхов, и императором Акбаром (1555-1605), который провозгласил «божественную веру», объединяющую в себе черты зороастризма, индуизма и ислама. На смену мусульманским завоевателям пришли англичане, но христианским миссионерам не очень-то удалось поживиться в Индии. Зато индийская мысль снова заработала с новой силой. Творцом новой Индии называют бенгальского брамина Рам Мохан Рая (1772-1833). Он прославился своей борьбой против самосожжения вдов-сати и добился запрещения его английскими властями. Он выступал против системы каст и идолопоклонства, отказался даже от веры в переселение душ и в закон кармы и предлагал взамен очищенный монотеизм, созданный на основе учения Упанишад. Он отвергал майяваду Шанкары и признавал реальность мира. В 1828 г. он основал общество Брахмо самадж с целью пропаганды единой универсальной религии. Но это общество, взывавшее ко всем, не нашло успеха ни у кого. В Индии его рассматривали как какую-то чужеземную секту. В самом обществе произошел раскол: одна группа во главе с Дебендранатхом Тагором (отцом Рабиндранатха), не отказываясь от концепции древнеиндийского монотеизма, стала устранять из него все элементы, связывающие его с христианством и исламом. Лидер другой группы, Кешаб Чандра Сен, предал Индию, став христианином. Человеком совсем другого пошиба был Даянанда Мульшанкар Сарасвати (1824-83) родом из Гуджарата. Он признавал только Веды, даже Упанишады были для него уже извращением. Он стоял на позициях воинствующего индуизма, подвергал резкой и язвительной критике христианство и ислам и основал в 1875 г. общество Арья самадж, которое нашло в Индии миллионы последователей. По своим взглядам Даянанда примыкал к двайте-веданте Мадхвы: бог выступает у него в качестве действующей причины мира, материальная же причина – изначальная материя (пракрити), существующая вечно наряду с Брахманом и бесчисленным множеством душ (пуруш). Большим моральным авторитетом в Индии пользовался Гададхар Чаттерджи (1836-86), более известный под своим монашеским именем Рамакришна, священник небольшого храма богини Кали близ Калькутты. Он тоже проповедывал полную религиозную терпимость. Личность Рамакришны произвела большое впечатление на Нарендраната Датта (1863-1902), который позже получил всемирную известность под именем Вивекананды и основал в 1897 г. «миссию Рамакришны» с целью духовного завоевания Запада. При всей терпимости Вивекананды к другим религиям, он не сдавал принципиальных позиций и продолжал вслед за Даянандой критику христианства, особенно подчеркивая его нетерпимость и обращенность в прошлое. Больше всего ему претили христианские представления о греховности человеческой природы и необходимости смирения. Культивирование этих представлений делает человека рабом – в этом он был совершенно прав. «Один грех, единственный в мире, – говорил он, – состоит вот в чем: в тот самый момент, когда вы думаете о себе или другом человеке как о грешнике, вы грешите». [В.С.Костюченко, цит.соч., стр.90-91.] «Если есть грех на свете, то это слабость». «Вот критерий истины: все, что делает тебя слабым физически, интеллектуально и духовно, отвергай, как яд, в нем нет жизни, оно не может быть истиной. Истина придает силы». [Дж.Неру, цит.соч., стр.363-364.] «Величайшее заблуждение – говорить, что вы слабы, что вы грешник, жалкое создание». «Человек, который не верит в себя, – атеист». [S.Vivekananda, стр. 292-293. ] С активной жизненной позицией Вивекананды трудно согласовать его приверженность к адвайте-веданте Шанкары, но понятие майи трактовалось им в смысле признания непостоянства и изменчивости (а не нереальности) мира. Вивекананда оставался убежденным имперсоналистом, и ему казалось абсурдным думать о боге, как о воплощенном человеке. [Там же, стр.317. ] Вслед за Вивеканандой все новые и новые индийские миссионеры шли на штурм Запада: Ауробиндо Гхош (1872-1950) проповедывал Евангелие действия – Бхагавадгиту, Иогананда (Мукунда Лал Гхош, 1893-1952) соблазнял иогическими чудесами. Индийскими чудесами и тайнами завлекали к себе доверчивую публику и теософы, но сами индусы от них усиленно открещивались. Тот же Вивекананда резко осуждал «блаватскософов»: «Возня с различного рода таинствами и суевериями, – говорил он, – всегда знак слабости, знак деградации и смерти». [В.С.Костюченко, цит.соч., стр.99-100.] В свое время теософы подцепили индийского мальчика Кришнамурти (р. 1895) и стали пропагандировать его в таких масштабах, что перепуганному насмерть Нилусу померещился приход Антихриста. Но Кришнамурти не оправдал надежд теософов: возмужав, он послал их к черту и предпочел остаться одиноким философом. Кришнамурти считает, что любая религиозная организация вредна и делает человека рабом. Две, пять тысяч лет обучения, внушающего вам веру в определенные понятия, это не религия. Это пропаганда. Нет истинной религии, если есть верование. Нет настоящей религии, если есть догма, если вы вечно повторяете слова, по-санскритски или на любом другом языке. Посещение мессы – это лишь развлечение, это не религия. Религия – не пропаганда. Действительно религиозный ум не имеет верований, догм. Путь к реальности лежит не через порог церкви, не через книгу, но через дверь, ведущую к познанию самого себя. Без познания себя тот Бог, которого вы ищете, есть иллюзорный бог. И сегодня на Западе продолжают проповедывать индуизм последователи Н.К.Рериха, Гуру Махараджи, и особенно Бхактиведанта Свами Прабхупада со своим «Международным обществом познания Кришны», активно поддерживаемым масонами и сионистами. Современный Запад переживает такой же духовный кризис, какой переживала Римская империя, накануне великого религиозного переворота. Мир сегодня снова жаждет новой религии, спрос рождает предложение, и духовный вакуум заполняется, чем попало. Искренние идеалисты и шарлатаны попадают в одну и ту же обстановку базара, где продаются идеи. Только и слышно: «А вот христианство – высший сорт, православие сиречь!» «А вот индуизм натуральный, только что из Гималаев, от тайного гуру из пещеры!» «А вот суфизм и восточная магия – Идрис Шах энд К!» «А вот дзен-буддизм с гарантией Сэлинджера !» Но – «в сторону от базара и славы уходит все великое: в стороне от базара и славы жили издавна изобретатели новых ценностей». [Ф.Ницше. Так говорил Заратустра. СПб., 1913, стр.57. ] Часть 5. Маздеизм. Покинем, теперь Индию и обратимся к иранцам. Хорошим примером верований иранцев, еще не затронутых реформой Заратустры, О. фон Везендонк считает скифов. [O. G. von Wesendonk. Das Wesen der Lehre Zarathustros, стр.42.]

От внутренней типологической детерминанты языка вниманию читателя книге — не отдельные языковые знаки, а основные. 2001: 587; Мельчук 1997: 241], лексические и грамматические значения поддаются разграничению. градуальное различие в протяженности корня, суффикса и флексии и т.д.

Похоже, В.Скурлатов если и читал Ницше, то не понял, а с учением. на голову, читать опус одного неизвестного любителя о кроманьонцах и [ И. А. Мельчук. О « внутренней флексии » в индоевропейских и семитских языках.

Книги и статьи по лингвистической типологии и языковым типам. Мельчук И.А. О "внутренней флексии " в индоевропейских и семитских языках // Вопр.

О « внутренней флексии » в индоевропейских и се митских языках И з в ы с т у п л е н и й и а о б щ е м с о б р а н и и ОЛЯ АН ] СССР. О. С. А х м а н о в.

Некоторые ученые (И.М. Дьяконов, Б. А. Серебренников и др.) проблеме ' внутренней флексии " в арабском языке [Габучан 1965, Мельчук 1963]. понятие корня и основы, роль внутренней и внешней флексии в данном языке). это книга В.П. Старинина "Структура семитского корня" [Старинин 1963].

0 Comments

Скачать Игру Gish Полную Версию

Скачать Игру Dcs World

Скачать Игру Dcs World Через Торрент

Скачать Игру Ghost Recon Future Soldier На Телефон

Скачать Игру Akinator Полную Версию На Андроид

Скачать Игру Gta San Andreas Cs

Скачать Игру Half Life 3

Скачать Игру Half Life 3 Через Торрент На Русском Бесплатно

Скачать Игру Half Life 3 Торрент Скачать Бесплатно Без Регистрации

Скачать Золотое Сечение В Архитектуре

Скачать : сечение в архитектуре. Золотое сечение в скульптуре. Золотое сечение и симметрия в архитектуре зданий р.п. Хохольский.

Скачать Книгу Мельчук И.А. О Внутрееней Флексии

Скачать Игру Hitman 3 Торрент

Hitman : Contracts (2004) скачать торрент. В очередной игре игроку можно будет попробовать свои силы и навыки в качестве наемного убийцы.

Скачать Игра Арканорум

Author

Archives

Categories